Наталия Пронина - Александр Невский — национальный герой или предатель?
Как пишет П. П. Толочко, археологические раскопки зримо подтверждают печальные сообщения письменных источников о зверствах Батыевой орды. Ведь из более чем 40 монументальных сооружений, существовавших в Киеве до разгрома, едва уцелело только пять. Из девяти тысяч дворов —200 (отстроенных, видимо, уже между 1240–1246 гг.). А из 50-тысячного населения —осталось не более 2 тысяч. В ряде районов древнего Киева, в частности центральном, жизнь возродилась только спустя несколько веков…[262]
Из Киева главные силы татаро-монголов двинулись на Владимир Волынский, Галич, Белгород, Кременец, «инии грады многы, им же несть числа»[263], как говорит летописец. И опять на всем пути этого движения археологи находят мощные слои пожарищ. Под древними крепостными стенами, под сожженными домами исследователями обнаружены сотни изуродованных человеческих останков и предметы вооружения. Во Владимире Волынском, у древней церкви, человеческие скелеты с разрубленными костями и пробитыми черепами[264]. Да, Русь сражалась, но выстоять под испепеляющим напором азиатской орды она уже не могла: такова была страшная цена феодального безвластия и анархии. В 1241 г. кочевники вышли на ее западные рубежи и вторглись в Польшу, Венгрию, Чехию, Словакию и Трансильванию. Чтобы опустошить и разграбить эти страны, захватчикам оказалось достаточно всего шесть недель. Через четыре месяца после падения Киева, 9 апреля 1241 года, объединенное войско поляков, венгров и тевтонских рыцарей было наголову разгромлено татарами в битве при Лигнице близ Вроцлава…
Итак, какие можно сделать выводы? Думается, внимательный читатель уже понял, для чего приведены здесь все эти скорбные и многим известные факты, что они призваны были проиллюстрировать. Действительно, очень справедливо замечание историка В. Т. Пашуто о том, что к XIII столетию «политическая карта вокруг Руси резко изменилась». В силу определенных идеологических пристрастий хотим или не хотим мы признать это сейчас, но такова действительно была историческая реальность. Тяжелая реальность того времени, когда, с одной стороны, папский Рим, осуществляя свое извечное стремление к мировому господству, мобилизовал и сконцентрировал на западных и северо-западных русских границах почти все наиболее агрессивные силы католической Европы, готовясь нанести удар уже непосредственно по самой Руси. А с другой стороны, с Востока на нее в это же время нахлынула всеуничтожающая волна монголо-татарского завоевания. И значит, глубоко верно соответствует историческим фактам замечание и другого русского исследователя, Г. В. Вернадского, писавшего, что «развернувшаяся на великой восточно-европейской равнине как особый культурный мир между Европой и Азией» Русь в XIII в. действительно оказалась «между двух огней», «попала в тиски, подвергнувшись нападению и латинской Европы, и монгольской Азии»[265]. Но именно в этот тяжелейший для его Отечества момент будущему великому полководцу Александру Невскому и исполнится 17 лет…
Глава V
На выжженном пепелище…
…В 1237 г., когда на Северо-Восточную Русь впервые вторглись орды Батыя, великокняжеский престол во Владимире занимал внук Юрия Долгорукого и сын Всеволода Большое Гнездо —Юрий Всеволодович. Внимательному читателю этот русский князь наверняка уже запомнился по событиям 1223 года, связанным с восстанием в Прибалтике эстов против крестоносцев. Именно к Юрию Всеволодовичу пришли тогда во Владимир-на-Клязьме старейшины эстонской земли Сакала с просьбой о военной поддержке в борьбе с немцами и датчанами. Теперь, пятнадцать лет спустя, 4 марта 1238 года, Юрий Всеволодович вместе с двумя сыновьями сложил голову во время трагической битвы с татарами на реке Сить… Правда, в настоящее время, в угаре «разоблачительной» кампании против нашей отечественной истории принято особо подчеркивать: мол, погиб Великий князь Юрий Всеволодович главным образом потому, что ему на помощь не пришел со своей довольно крупной ратью младший брат —Ярослав Всеволодович Переяславский, сам желавший стать владимирским князем, — как об этом пишет, например, Р. Г. Скрынников, добавляя: «По-видимому, он (Ярослав) не участвовал в обороне Русской земли и сумел сохранить свои воинские силы. Едва войска Бату покинули землю, Ярослав тотчас занял великокняжеский стол во Владимире, а затем завладел Киевом…»[266]
Однако столь жестокое обвинение вряд ли правомочно. Хотя междоусобные распри, соперничество между братьями-князьями, к сожалению, были тогда делом обычным и это ни в коей мере нельзя сбрасывать со счетов, но говорить, что отец будущего великого полководца отказывался воевать за Русь, значило бы прямо идти против правды истории. Сам Р. Г. Скрынников кстати, буквально пятнадцатью строками выше упоминает, что тот же князь Ярослав Всеволодович еще за «несколько лет до монгольского нашествия нанес поражение ливонским рыцарям под Юрьевом (Тарту) и литовцам у Старой Руссы»[267]. Следовательно, все-таки не ради исключительно личных политических амбиций берег князь свои войска, стараясь постоянно держать их наготове, вблизи западных рубежей Русской земли. Неспроста и Господин Великий Новгород —зело своенравная боярская республика, в мирное время обычно плохо ладившая с князьяминаместниками, — как только обострялась военная ситуация на западных подступах к Новгороду, незамедлительно приглашал княжить в город и командовать новгородским ополчением именно Ярослава Всеволодовича Переяславского. Точно так же, как стремились к военному взаимодействию с князем Ярославом и народы Прибалтики, сражавшиеся с агрессией западных рыцарей-крестоносцев. Яркие примеры этого военного взаимодействия читатель неоднократно мог уже видеть выше (бои под крепостными стенами Таллина, Дерпта, Отепяа!). Всего же, как свидетельствует простой перечень фактов биографии князя, для обеспечения безопасности новгородских, а значит, и всех северо-западных русских границ, Ярослав совершил из Новгорода семь военных походов в Прибалтику —против немцев, литовцев и шведов…[268]
Ибо, как известно, угроза с Запада была почти постоянной, и постоянно же нарастала. И здесь к факту стремительно развивающейся немецко-католической агрессии в Прибалтике необходимо добавить теперь то обстоятельство, что во второй четверти XIII ст. политически оформилось и набрало силу молодое Литовское княжество[269]. Литовцы-язычники неоднократно предпринимали разбойно-грабительские набеги против всех своих соседей, особенно против Польши и против Руси. Чтобы защититься от этих набегов, а также для того, чтобы захватить часть Пруссии, польский князь Конрад Мазовецкий принял роковое (подчеркивают исследователи) решение призвать на помощь себе рыцарей Тевтонского ордена, позволив им на 20 лет разместиться на собственных землях (область Хельмно)[270]. Данный шаг князя Мазовецкого оказался жестоким просчетом, тяжело ударившим прежде всего по самой Польше. Тевтоны никогда и никого не защищали, тем более на славянских территориях. Как отмечалось выше, этот католический орден немецких рыцарей был создан в Палестине около 1128 г. Однако к 1200 году, когда, как пишет историк, «назревающий крах антиарабских походов побудил немецких феодалов и купеческую знать Бремена, Любека и других городов искать более выгодные и менее отдаленные сферы извлечения доходов, повлек за собой постепенное перебазирование Тевтонского ордена из-под Акры»[271] в Восточную Европу, где он приступил к покорению земель пруссов. А уже в 1231 г. тевтоны, по благословению папы римского Григория IX, начали Крестовый поход против язычников прибалтийского края. Так что, пишет историк, именно «в то время, когда ливонские рыцари свирепствовали между Двиной и Наровой, их собратья-тевтоны, тесня славян и пруссов, возводили замки на Висле —Торн (Торунь), Кульм (Хельмно), Мариенвердер (1233 г.)…»[272].
Кроме того, в самом начале 1234 г. немцы, пользуясь острыми разногласиями, возникшими между псковским боярством и Новгородом, атаковали русскую крепость Изборск, но были отбиты. В ответ на это нападение князь Ярослав Всеволодович и совершил еще один поход против Ордена меченосцев, о котором кратко уже было упомянуто выше. Весной 1234 года вместе с объединенной суздальско-новгородской ратью он подступил к Дерпту (Юрьеву). Русские овладели хорошо укрепленным монастырем в Кяркна, вблизи города. Передовые отряды Ярослава Всеволодовича встретили жесткое сопротивление епископских войск, стянутых из Дерпта и Отепяа. Наконец, когда подошли все главные русские рати, завязалось кровопролитное сражение. В этой битве под Дерптом (Юрьевом), у реки Эмайыги Ярослав Всеволодович наголову разбил рыцарей Ордена меченосцев. Новгородская летопись сообщает: погибли «лучьших немець неколико». Причем интересна деталь: в ходе сражения русские ратники загнали немцев на лец Эмайыги и «ту обломишася (лед), истопе их много, а ини язвьни (раненые) вобегоша» в Юрьев, а другие в Отепяа[273]. После этого меченосцы сразу запросили у русского князя мира «по всей его правде», т. е. на условиях, продиктованных самим Ярославом Всеволодовичем…[274] Вместе с отцом сражался тогда на берегу Эмайыги и совсем юный, четырнадцатилетний Александр Ярославич. Не подтолкнула ли годы спустя молодого полководца именно память о былой отцовской победе на мысль встретить врага как раз у берега Чудского озера?.. Во всяком случае, многие исследователи прямо подчеркивают: удачная кампания 1234 г. дала юному Александру Ярославичу практические знания в военном деле[275].
